В последние недели я немало времени проводил в районе платформы Кузяево, шатурского направления. Сегодня я оттуда уезжал в последний раз за обозримое время — по крайней мере, таково текущее состояние дел. Как это часто бывает, когда где-то оказываешься «в последний раз» начинаешь (и пытаешься) замечать такие детали, на которые обычно не обращаешь внимания, которые скрываются за рутиной дней, спешкой, посторонними мыслями. Но когда настаёт этот «последний» момент ты даже не специально акцентируешь внимание на окружающем тебя.

Станция существует почти как живой организм. Или как какой-нибудь общественный институт. Она меняется и обновляется, но, при этом, сохраняет множество деталей былого, тянет за собой шлейф устаревшего, веер овеществлённых воспоминаний. «Ножки» старой платформы, «покусанные» ветрами, дождём, да побитые рабочими, строившими новую платформу — они уже ничего не держат и заметить их можно только если опустить взгляд на уровень путей. Старый склад глины, который не использовался уже в советские времена, но металл обшивки почему-то ещё не растащили. Кусок вагона, вставшего на прикол примерно в те же времена. Всё это станция тянет за собой сквозь годы, обрастая новыми элементами внешнего вида: сейчас добавился свежепостроенный магазин, а за последние годы в канавах накопилось ужасающее количество пустой пластиковой посуды.

Есть у станции и свои скрытые особенности, которые она открывает лишь тем, кто внимательно за ней наблюдает — постоянным знакомым. Например, в полотне платформы есть некоторое количество огороженных провалов. Даже не стоит называть их «провалами», поскольку они, по всей видимости, предусмотрены конструктивно, но как иначе это назвать — не представляю. У того из них, который находится напротив кассы, есть свой секрет — аборигены соорудили из старых шпал лесенку, так что опаздывающие на поезд, в сторону Москвы, могут от кассы попасть прямо на середину платформы.

Есть и характерная неопрятность, местами нарочитая — вроде огрызков воблы и скамеек, где-то какая-то безысходная — вроде характерного для многих публичных, но тёмных, уголков запаха мочи в будках, поставленных, чтобы пассажиры пережидали дождь.

Приходит поезд. Сегодня мне повезло и пара свободных мест в вагоне есть. Сажусь. Сразу оказываюсь под влиянием причитания торговцев. Смысл их стенаний с другого конца вагона до меня не добирается, но интонации от этого не становятся менее назойливыми.